Жоан передал мне чек-лист с именами и работами художников. Он немного апдейтился, но в целом был сформирован примерно за восемь месяцев до открытия биеннале. Жоан был знаком только с 40% художников из этого чек-листа, а у имен остальных 60% не было ни электронных адресов, ни каких-то других контактов. Моей задачей было написать им и пригласить принять участие в биеннале.
Не все художники соглашались работать с нами. Отправлять приглашение за полгода до выставки уже рискованно. Планы у
established artists иногда расписаны на годы вперед. То же касается и кураторов. Когда экспертный совет только запускается, некоторые сразу говорят: «Через полтора года заниматься биеннале я не могу — все расписано». Поэтому приглашать нужно как можно раньше. С кем-то просто не удалось связаться.
Вольфганг Тильманс, например, не отвечал на мои письма. Я писала ему в Фейсбуке, в Инстаграме, а потом мне пришел автоответчик: «У Вольфганга тысячи сообщений на почте, она переполнена».
Коммуникация с художниками затянулась надолго, ведь параллельно нужно было изучать площадку, объяснять им детали и контекст выставки. Готовые проекты требовали уточнения технического задания и его переложения на экспозиционное пространство. Это взаимное действие — определяется ТЗ, под которое выбирается пространство. И наоборот, под условия пространства меняется ТЗ. Все происходит под контролем куратора.
New commissions было немного — их делали, в основном, уральские художники, — но в таких случаях происходит еще больших обсуждений.
Полученные от художников ТЗ собираются в папку. Её изучает техническая команда и продакшн-менеджер, который начинает планировать, что и где закупать. На тот момент я единственная непосредственно общалась с художниками. К тому же, ни техническая команда, ни мой коллега продакшн-менеджер, не знали английский язык. Конечно, техническое задание можно перевести в гугл-переводчике, но когда в проекте требовались уточнения и изменения, именно я связывала всех.