«Важно все время общаться и не делать исключительно того, что от вас требуется»

Впервые я попала на Уральскую биеннале в 2015 году. Я только закончила бакалавриат по искусствоведению и жаждала активностей в современном искусстве. На 3-й биеннале я попробовала себя сразу в нескольких ролях. Сперва полгода обучалась по программе арт-медиации и работала медиатором. Летом меня привлекли к координации перформанса Энни Вижье и Франка Апертета, который должен был проходить на протяжении всей биеннале — каждый день с утра до вечера. Моей задачей было найти местных перформеров, которые приходили бы три-четыре раза в неделю и отрабатывали свои смены, причем на волонтерских началах. Мне кажется, что в настоящий момент это практически невозможно.

В итоге, я собрала 25 человек, координировала прослушивания и репетиции с художниками, потом составляла график и координировала перформанс во время работы выставки. В августе главный координатор основного проекта биеннале Лиза Южакова привлекла меня к логистическим вопросам. Я занималась приездами иностранных художников на проект, их размещением в отелях и текущей документацией по пребыванию.

Следующим этапом моей работы стал созыв экспертного совета для выбора куратора основного проекта. Два месяца мы выбирали куратора и выбрали Жоана Рибаса. И вот я встречаю его в аэропорту, мы едем в отель. Тогда Жоан спрашивает: «С кем я могу говорить о продакшене, о тайминге, о том, кто будет писать художникам?». Не растерявшись, я сразу сказала: «Со мной!». В 22 года у меня еще не было опыта организации масштабной выставки, но как-то так я стала главным контактом Жоана.

Жоан передал мне чек-лист с именами и работами художников. Он немного апдейтился, но в целом был сформирован примерно за восемь месяцев до открытия биеннале. Жоан был знаком только с 40% художников из этого чек-листа, а у имен остальных 60% не было ни электронных адресов, ни каких-то других контактов. Моей задачей было написать им и пригласить принять участие в биеннале.

Не все художники соглашались работать с нами. Отправлять приглашение за полгода до выставки уже рискованно. Планы у established artists иногда расписаны на годы вперед. То же касается и кураторов. Когда экспертный совет только запускается, некоторые сразу говорят: «Через полтора года заниматься биеннале я не могу — все расписано». Поэтому приглашать нужно как можно раньше. С кем-то просто не удалось связаться. Вольфганг Тильманс, например, не отвечал на мои письма. Я писала ему в Фейсбуке, в Инстаграме, а потом мне пришел автоответчик: «У Вольфганга тысячи сообщений на почте, она переполнена».

Коммуникация с художниками затянулась надолго, ведь параллельно нужно было изучать площадку, объяснять им детали и контекст выставки. Готовые проекты требовали уточнения технического задания и его переложения на экспозиционное пространство. Это взаимное действие — определяется ТЗ, под которое выбирается пространство. И наоборот, под условия пространства меняется ТЗ. Все происходит под контролем куратора. New commissions было немного — их делали, в основном, уральские художники, — но в таких случаях происходит еще больших обсуждений.

Полученные от художников ТЗ собираются в папку. Её изучает техническая команда и продакшн-менеджер, который начинает планировать, что и где закупать. На тот момент я единственная непосредственно общалась с художниками. К тому же, ни техническая команда, ни мой коллега продакшн-менеджер, не знали английский язык. Конечно, техническое задание можно перевести в гугл-переводчике, но когда в проекте требовались уточнения и изменения, именно я связывала всех.

Нужно понимать, что на биеннале получается экспонировать далеко не все проекты. Это касается оригинальных инсталляций, существующих в единственном экземпляре или требующих сложных технических решений. Произведения живописи или скульптуры экспонировать практически невозможно. Во-первых, профессиональная транспортировка стоит дорого. Мы всегда ставим куратору условие, чтобы shipping был по минимуму. Во-вторых, на заводе просто нет нужных климатических условий для того, чтобы живопись провисела в сохранности три месяца.

Кураторы не всегда могут создать экспозиционный план в одиночку. На четвертой биеннале у Жоана не было полного видения, а площадка было сложной. Мы работали на трех этажах приборостроительного завода. Необходимо было построить маршрут и продумать взаимодействие работ — не только концептуально, но и физически. Поэтому в создании экспозиции впервые участвовал архитектор.

С нами работала замечательная Василиса Шишко — такая же молодая, как и мы. Опытный архитектор Дмитрий Ликин, который сделал ее ассистенткой, заболел и не смог полноценно включиться в проект. Василису, можно сказать, бросили на амбразуру старшие коллеги, и ей пришлось самой во всем разбираться. Продакшн-менеджер и я правили ее планы, потому что мы были на месте, а она — в Москве. Мы постоянно бегали на площадку, чертили от руки планы розеток и электричества. Можно составить список скиллов, которые я приобрела по окончанию проекта. Однажды пришлось красить стены.

На 4-й биеннале нужно было не только подвести электричество и свет, но и подключить отопление, которое на тот момент на заводе было полностью отрезано. У застройщиков всегда сжатые сроки, потому что в экспозиционном плане больше 60 художников и все время меняются детали. Сложно уложиться в конкретный дедлайн по формированию архитектурного проекта. Если экспозиционный план чуть-чуть поменялся, меняются сразу все планы по застройке. Это самый трудоемкий и длительный процесс — изменения происходят вплоть до дня открытия.

Часто художники не могут представить себе, как будет выглядеть инсталляция, пока не побывают на площадке. Привезти их по два раза, чтобы осмотреть площадку и правильно инсталлировать работы, не получается. К тому же, со временем художник может поменять свое мнение. Этот риск нужно обязательно нужно иметь в виду при организации проекта. Захочет художник диван за два дня до открытия? Ты достанешь диван. На 5-й биеннале случился неожиданный всплеск таких изменений. В последние две-три недели команда находилась в жутком стрессе.

Отбор проходил в три этапа. Формировался список кандидатов, затем я связывалась с ними и предлагала написать proposal к конкретной теме. Мы предлагаем outline по теме с главными тезисами, который разрабатывает команда биеннале вместе с академическим сообществом города и главными действующими лицами культурных институций. На основе этих тезисов кураторы предлагают свои концепции выставок вместе со списком художников. Потом концепции рассылают членам экспертного совета. Они их изучают и определяют одну-две понравившиеся. Так формируется шорт-лист кандидатов.

Потом идут обсуждения по скайпу. Причем во внимание берутся не только концепции, но и занятость кураторов, опытность, интерес к региону, готовность работать в России и стрессоустойчивость. Многие эксперты непосредственно знакомы с кандидатами, поэтому могут рассказать о том, насколько они доступны, сколько внимания готовы уделять проекту. Некоторые эксперты меняют свое мнение во время обсуждений.

Шаоюй долго проводила портфолио-ревю с российскими художниками, досконально изучала художественную сцену. Ей повезло с проектом Nemoskva, который организовала наш комиссар Алиса Прудникова. Алиса убила сразу двух зайцев: пригласила на проект куратора с опытом работы с азиатским, с американским и европейским искусством и одновременно помогла ей изучить российский художественный контекст. Шаоюй проехала от Екатеринбурга до Владивостока и посмотрела Россию больше, чем я.

Но большую часть исследования Шаоюй провела в Нью-Йорке. На основе списка художников, которые могут подойти концепции биеннале, мы проводили скайпы. Мы скайпились месяца три, по четыре-пять раз на дню. Тем, кто нам, в итоге, не подошли, мы отправляли отказы. Но к тому времени начался такой поток работы, что я лично боюсь, что могла кого-то упустить. Теперь у меня какое-то отторжение от мессенджеров и почты.

Да, но решающим фактором в случае с Шаоюй была ее инициативность. Она послужила мне отличным примером нетворкинга — того, как сейчас строится взаимодействие в сфере культуры. Важно все время общаться и не делать исключительно того, что от вас требуется. Коммуникативный капитализм, короче. Когда Шаоюй дошла до финального этапа отбора, она проявила инициативу и написала Алисе письмо. Сказала, что у нее есть время и что она из Китая, поэтому понимает российский контекст и наши трудности. Такой вот совет для начинающих.

Понятно, что мы люди совершенно разных контекстов, но у Алисы за время работы комиссаром накопился миллиард скиллов. Она общалась непосредственно с директором завода, а я — с Евгением Маркиным, руководителем отдела по связям с общественностью. Евгений однажды пригласил меня войти в жюри КВН завода, который проходил под Новый год. По правую руку от меня сидел какой-то заместитель директора, которого я просила его уточнять слишком локальные шутки. Как я там оторвалась! За все расистские и сексистские шутки снимала с команд по три балла. Это настолько весомо, что в итоге победили те, кто просто не произносили таких шуток. Я уверена, что больше меня туда не позовут. Хотя, на мой взгляд, все вышло справедливо — достойные ребята заняли первое место.

В прошлом году мы опубликовали результаты социологического исследования аудитории по результатам 4-й биеннале. Мы с ней сильно прогремели — люди о нас узнали. На 5-ю биеннале пришли гораздо больше людей. В целом, если подходить научно, то посетителям в среднем от 20 до 40 лет, они ведут культурную жизнь в городе. Мне кажется, у нас очень много сознательных граждан, которые интересуются всем, что происходит в культуре вообще и в Екатеринбурге в частности. Многие интересуются биеннале, не столько из любви к современному искусство, сколько из гордости за родной город. Есть ощущение, что в последние годы здесь формируется активная гражданская позиция.

Думаю, да. С 2010 года открылось много новых мест. Например, «Синара Центр» открылся выставкой в рамках 5-й биеннале в этом сентябре. И директора культурных институций пытаются встречаться и обсуждать насущные вопросы. Вообще художественная среда развивается не только в плане институций, но и каких-то инициатив. Я думаю, что биеннале также дает повод для размышлений студентам Архитектурной академии и других художественных учреждений.

Может быть, это прозвучит слишком самоуверенно, но я думаю, что очень многое в этом городе произошло благодаря ГЦСИ. Из ГЦСИ вышли все главные акторы художественной жизни этого города. Илья Шипиловских переехал в Екатеринбург по приглашению Алисы, стал куратором ГЦСИ, а спустя 5 лет — директором арт-галереи «Ельцин Центра». Оля Комлева, бывший куратор междисциплинарных проектов ГЦСИ, открыла свой театр «Место».

Главное финансирование поступает из Министерства культуры, но не за год или полгода до открытия биеннале, как можно предположить, а за недолгое время до открытия. Это, естественно, осложняет процессы запуска всех договоров, платежей по продакшну и всему прочему. Помимо финансирования Министерства культуры, есть вложения от Правительства Свердловской области и Администрации города. Это второе.

Третье — это привлеченные фандрайзингом деньги. Они поступают от дипломатических миссий и представительств других стран, которые поддерживают участие конкретных художников в проекте. Еще всевозможные фонды заблаговременно поддерживают нас значительными вкладами. В этом году какую-то часть фандрайзинга предложила Шаоюй. Работая в Нью-Йорке, она знает как привлекать американские гранты и частные вложения. Именно Шаоюй инициировала подачу заявок на некоторые гранты, о которых мы раньше даже не слышали. Допустим, итальянский грант Q-International.

Я ненавижу договоры, red tape — вот это всё. Договоры зарубежных галерей, фондов и студий художников максимально упрощены по сравнению с нашими — просто небо и земля! Указывается только самое важное, поэтому такой договор умещается на одну-две страницы. Для того, чтобы юридически закрепить взаимодействие, этого более чем достаточно. У нас же сам договор на пять страниц, а еще он билингвальный — поэтому на десять. К нему прилагается инвойс, который нужно перевести и заверить у переводчика. У переводчика обязательно должен быть диплом, который прикрепляется к инвойсу. А еще бесконечные акты всевозможных услуг!

Чтобы физически создать проект, нужно располагать договором с художником, где в техническом задании прописаны все позиции для закупки. Нельзя заключить договор с подрядчиком на оказание каких-то услуг или покупку материалов, пока они не указаны в ТЗ в договоре. И каждый из этих договоров еще проходит многоступенчатые этапы согласования на уровне директора, юриста. Если это договор с РОСИЗО, то требуется еще внутреннее согласование, бесконечные правки с московским РОСИЗО. По-моему, это сущий ад. Мне кажется, что система может быть проще. Тогда люди будут посвящать время более важным делам вместо затяжной бумажной работы.

В первую очередь у них, видимо, сломалась бухгалтерия. Они не свели концы с концами и не заплатили художникам. Это серьезная дискоммуникация. Может, и не в самые сжатые сроки, но мы исполняем все обязательства. Иногда мне кажется, что наша собственная бухгалтерия и юридический отдел не до конца нас понимают. Как, например, объяснить людям, которые занимаются деньгами и отчетностью, что мы должны закупить некие предметы, которые будут использованы совершенно не по предназначению? Когда для инсталляции нужно 360 часовых механизмов?

Когда в городе появляются 90 художников, его производственные силы могут оказаться не готовыми к реализации такого масштабного проекта. Но я думаю, что со временем появятся нужные специалисты. Отдельная боль нашего технического директора Паши Лужина — это арт-хэндлеры. Сейчас нет людей с руками, которые понимают, как повесить рамку с фотографией. В Екатеринбурге и во многих городах России не хватает таких специалистов, но опять же потому, что нет и большого спроса.

Мы все относительно молоды в этой области — многое меняется от проекта к проекту, и команда до сих пор учится на своих ошибках. Конечно, функционирование западных институций современного искусства гораздо лучше отлажено. Хотя мне приходилось слышать, что в биеннальном движении в других городах ситуация не многим лучше. Когда художники, участвовавшие в других биеннале, говорили, что у нас еще OK, это было большой похвалой.

Главный совет для всех студентов — это не мыслить программно, учиться быть открытыми и оперативными. Нужно уметь решать вопросы с большой скоростью и сообразительностью, потому что нельзя быть готовыми ко всему. Шаоюй меня многому научила — у неё энергии и активности в три раза больше, чем у всех, кто работает на биеннале. Опыта, может быть, не так много, но его недостаток компенсирует профессионализм — она знает всё и очень быстро соображает. Таких людей, которые могут быстро принимать решения и действовать, реально немного. Нужно держать разум открытым, чтобы решать сложные задачи неординарными способами. И быть позитивными, на самом деле. Разгружать себя по возможности, предпочесть ужин с художниками бумажной работе — тоже очень важно. Несмотря на все трудности и работу 24/7, организация биеннале, конечно, приносит нам удовольствие. Только его надо уметь получать.